Читать интересную книгу Царевич[The Prince] - Франсин Риверс

Мелхола бродила по комнате: по лицу размазаны слезы, глаза сумасшедшие.

— Наконец–то!

Она напомнила ему отца в минуты дурного настроения.

— В чем дело? — И тут он заметил синяк у нее на щеке. — Отец ударил меня! Тебе надо с ним поговорить. Он так рассвирепел, я думала, он меня убьет! — Она зарыдала. — Он сошел с ума! Ты должен мне помочь!

Он почувствовал внезапный укол страха.

— Где Давид?

— Сбежал!

Он взял ее за руку, силой усадил.

— Куда, Мелхола?

— Откуда я знаю, куда. Шкуру свою спасать. Он удрал! А меня бросил — объясняться с царем! — Она захныкала, как плачут испуганные дети, и вдруг взвизгнула. — Это все твоя вина, Ионафан!

— В чем моя вина?

— Мой муж сейчас спокойно лежал бы дома в постели со мной, останься ты на пиру! Куда тебя понесло?

— Меня позвала мать.

Она глотнула воздуха и вытерла глаза и нос собственной шалью.

— Она умирает — ее сердце разбито, потому что отец теперь спит с этой девкой Рицпой. А на нее ему наплевать.

Ионафану не нравилось, когда он слышал такие вещи. — Мать все равно его царица, Мелхола. И мать его детей.

Она встала в раздражении. — Я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать ее несчастья. Когда ты ушел, на отца снова напал злой дух. Ты знаешь, какой он бывает, когда с ним это случается.

Да уж, он знает…

— Отец сидел с копьем в руке.

Как подобает царю после большой победы.

— Только что все было в порядке, а в следующий миг он швырнул в Давида копье! Вогнал его в стену! Давид убежал и пришел домой. Он думал, советники утихомирят отца, но я, как только услышала, что произошло, поняла: отец твердо решился убить моего мужа. Я сказала Давиду: если сегодня же ты не унесешь ноги из Гивы, до утра не доживешь. И оказалась права! Не успел он уйти, как явились люди отца. Я сказала им, что он заболел. Так что они вернулись к царю, но отец снова послал их к нам и приказал принести к нему Давида, ему, дескать, безразлично, болен он или нет! Хочешь знать, как он спасся? — Она стиснула руки. — Я спустила его из окна. Потом взяла статую идола и положила на постель. Накрыла одеждой, а на голову вместо волос положила козью шкуру. — Она дико расхохоталась. — Ну что, умная я? Правда же?

— Да. — Ионафана передернуло при мысли, что его сестра держит в доме статуи идолов.

— И тут снова приходят люди отца. Увидели, что Давида нет, и вместо него притащили к царю меня. А отец обвинил меня, что я его обманула и отпустила его врага, чтобы тот убежал. Его врага! Ох, Ионафан, я думала, он казнит меня за измену!

Ионафан с трудом сдерживал себя, чтобы говорить спокойно. — Он не стал бы убивать родную дочь, Мелхола.

Она разозлилась. — Ты не видел его лицо. Не смотрел ему в глаза. Я сказала ему, что Давид грозился меня убить, если я не помогу ему сбежать.

Ионафан отшатнулся, пристально посмотрел на нее.

— Что ты на меня так уставился?

— Что ты за жена, если возводишь такой поклеп на мужа? Давид в жизни бы и волоска на твоей голове не тронул!

— Зато отец готов был снести ее с плеч!

— Что ты говоришь! Ты здесь, Мелхола. Живая и здоровая. Не под стражей. Что бы ты там себе ни выдумала, буря, скорее всего, уже миновала.

Она вскочила с места, лицо ее скривилось от злости.

— Ошибаешься! Иногда можно подумать, что ты совсем не знаешь нашего отца. Как это ты умудряешься видеть во всех только хорошее!

— А ты зато очень быстро видишь во всех плохое.

Она напряглась.

— Может, ты и в Давиде ошибаешься. Тебе это не приходило в голову? Твой распрекрасный друг и не подумал остаться и защитить свою жену, так? Только его и видели. Нет, чтобы подождать минутку, подумать, что будет со мной?

— Ты и сама неплохо вышла из положения, верно?

— Ненавижу тебя! Почти так же сильно ненавижу, как…

Ионафан сильно встряхнул ее за плечи. — Тише!

Мелхола, плача, повисла на нем, уткнулась головой ему в грудь.

— Как же я теперь без него? Я его люблю! Я не хочу остаться вдовой.

Ионафан представил, как бежал Давид, спасаясь от смерти. — Куда он направился?

Она отпрянула. — Откуда мне знать? К своим, наверное. Не помню. В Вифлеем. — Она без сил опустилась на подушки, закрыв лицо, плечи вздрагивали от рыданий. — Ты замолвишь за меня словечко перед отцом? Прошу тебя, Ионафан. Я боюсь. Что он со мной сделает?

* * *

На следующий день царь был в хорошем настроении, и Ионафану пришло в голову: не преувеличивает ли сестра?

— Ты вчера рано ушел, сын. Нездоров был?

— Меня позвала мать. Все ли в порядке?

— Да! Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Вчера ночью ко мне приходила Мелхола.

Саул нахмурился. — Твоя сестра доведет до беды. Не упоминай о ней больше. — Он взмахнул рукой, будто отгоняя мысль. — А что мать? С чего это ей вздумалось оторвать тебя от праздника?

Он придвинулся поближе к отцу и шепнул, чтобы не расслышали советники: — Она считает, что мне пора жениться.

— Да? — Брови Саула поползли вверх. Какое — то время он размышлял над услышанным, а потом кивнул головой. — Неплохая идея. Надо найти тебе подходящую девицу.

Ионафан знал, что в понимании отца означает подходящая. Невеста должна укрепить политический союз.

— Надо, чтобы она была из колена Вениаминова, отец. Так велит закон.

Саул изменился в лице. — С этим пока придется подождать. — Он приобнял Ионафана за плечо. — Филистимляне разорили еще одно селение.

Они принялись разбирать донесения.

Ионафан объяснил свою стратегию.

— Разреши, я возьму с собой Давида.

Саул помрачнел, как туча. — Делиться с ним славой? — Он покачал головой. — Не в этот раз.

— Я не славы ищу, отец. Я хочу закончить, наконец, эту войну. Нельзя больше отдавать филистимлянам ни единой деревушки, ни единого поля. Надо окончательно изгнать их с нашей земли, иначе мира не будет.

— Возьми своих людей — и ступай! — Саул повернулся к нему спиной. — А насчет Давида у меня другие планы.

* * *

Прошло несколько недель. Тут и там вспыхивали мелкие стычки, но крупного филистимского отряда, о котором свидетельствовали донесения, нигде не было видно. Что–то было не так.

Он вернулся в Гиву и узнал, что отец отправился в Раму.

— Его позвал Самуил?

— Нет, господин. Царь послал людей в Наваф, в Раму, за Давидом, но его уже не было у Самуила.

Давид был у Самуила?

— Царь еще два раза посылал людей, но на них сходил Божий Дух, и они начинали пророчествовать прямо при Самуиле. И тогда царь пошел сам. И на него сошел Дух Господень, и он стал пророчествовать.

Странные события, что и говорить, но для Ионафана блеснул луч надежды. Может быть, отец раскаялся!

Пусть будет так, Господи! Пусть будет так!

* * *

Ионафан встал пораньше, читал Закон, а потом отправился в поле пострелять из лука. Давид вышел из–за скал, окликнул его. Ионафан бросился к нему навстречу.

— Что я сделал, Ионафан? В чем мое преступление?

Ионафану вспомнился ночной приход Мелхолы. Может быть, тогда он отпустил ее слишком поспешно.

— О чем ты?

— Чем согрешил я против твоего отца, что он так твердо решил убить меня?

— Неправда! — Ионафан схватил его за руку. — Ты не умрешь!

— Царь пытался пригвоздить меня к стене копьем. Если бы не Мелхола, меня бы уже не было в живых. Я спрятался в груде камней. Не придумал ничего лучше, как пойти к Самуилу и просить его о помощи. Царь три раза посылал за мной людей, а потом явился сам.

— И помирился с Самуилом. Я слышал. Все хорошо. Он пророчествовал. Он обратился к Господу! — После катастрофы в Галгале царь ни разу не виделся с Самуилом. Отца передергивало при одном упоминании имени пророка. Теперь все должно быть иначе!

Давид с мукой покачал головой.

— Я вынужден спасать свою жизнь, Ионафан. Ты — единственный, кому я могу довериться, единственная надежда для меня узнать, почему царь так серьезно вознамерился убить меня!

Ионафан ощутил, как Давид дрожит от страха и усталости. Да что все, с ума посходили?

— Успокойся. Вот, поешь. Здесь немного зерна. — Он снял с пояса мешочек. — Пей. — Протянул ему мех с водой. — Все это какое–то недоразумение.

Послушай, отец мой не делает ничего, не открыв мне: ни большого, ни малого. Я знаю: он не утаил бы от меня это дело. Этого не будет! Ты же знаешь, на него иногда находит. Пройдет. Копье, брошенное в припадке ярости, еще не означает, что царь замыслил тебя убить. Зачем ему это надо? Твои победы поднимают дух Господнего воинства. — Однако, говоря все это, он чувствовал неотвязное щемящее беспокойство. Господи, только не это. — Нет! Неправда! — Он не хотел этому верить.